Корепанов К.И. История и культура населения Елабужского края в раннеананьинскую эпоху /VIII-VI вв. до н.э./. Елабуга, 1991 г.
Корепанов К.И.
История и культура населения Елабужского края в раннеананьинскую эпоху /VIII—VI вв. до н.э./
Памяти выдающихся елабужских краеведов члену- корреспонденту профессору К. И. Невоструеву и городскому голове Елабуги, купцу И. В. Шишкину посвящается
Открытие в середине XIX века Ананьинского могильника близ Елабуги положило начало изучению раннего железного века в Среднем Поволжье и Прикамье, который охватывает период с VIII по III вв. до н.э. По впервые изученному памятнику — Ананьинскому могильнику, культура финно-угорских племен Волго-Камья получила название ананьинской. Эта культура — одна из ярких археологических образований на северо-востоке Европы и открывает новую ступень развития древнего населения Волго-Камья и Приуралья, связанная с металлургией железа и более высоким, по сравнению с эпохой бронзы, уровнем экономики, которая базировалась на домашнем скотоводстве, подсечном земледелии, охоте и рыболовстве. Древнее население жило в ту эпоху по высоким берегам рек Камы, Вятки, Чусовой и Белой с их притоками. Памятники Нижнего Прикамья и, в том числе Елабужского края, охватывают самый ранний период этой интересной эпохи — VIII —VI вв. до н.э.
История открытия всемирно известного Ананьинского могильника связана с прогрессивными деятелями XIX в., елабужанами — профессором К. И. Невоструевым, жившем в середине XIX в. в Москве и городским головой Елабуги И. В. Шишкиным, отцом знаменитого русского художника.
Отрывки из произведения болгарского летописца XVI века Шереф-Еддина в 1852 году были опубликованы в “Казанских губернских ведомостях». Средневековый летописец отмечал, что татарский хан Тимур-Аксак, разорив укрепленное поселение, посетил могилы последователей Магомед близ Елабуги. Они находились, как он пишет, в устье реки Тоймы, впадающей в Каму под Елабужским /Чортовым/ городищем.
Это сообщение дало импульс изучению археологических памятников Елабужского края. Им заинтересовался профессор К. И. Невоструев. Он написал письмо И. В. Шишкину из Москвы в Елабугу с просьбой выяснить, нет ли близ Елабуги древнего кладбища или кургана. И. В. Шишкин, также интересовавшийся елабужскими древностями, живо откликнулся на эту просьбу. От ответил, что у села Ананьино, близ Елабуги, находится какое-то старое кладбище, которое носит название могильника. В письме И.В. Шишкин писал, что местные жители будто бы вырывали там надгробные камни. На них были какие-то изображения или надписи. Крестьяне развозили эти камни по домам и использовали в хозяйстве. На Ананьинском могильнике было найдено несколько бронзовых предметов. Их И.В. Шишкин переслал К. И. Невоструеву.
Эти предметы были по облику настолько оригинальны, что привели К. И. Невоструева и И.В/ Шишкина к большому желанию раскопать и узнать об Ананьинском могильнике и истории оставившего его древнего населения подробнее и больше. Сразу бросалось в глаза, что древности Ананьинского могильника гораздо архаичнее XVI века и с материалами летописца Шереф-Еддина не связаны. Но до раскопок ничего определенного сказать было невозможно.
Целых два года — 1856 и 1857 ~ И. В. Шишкин и К. И. Невоструев добивались разрешения произвести раскопки могильника. Свои услуги предлагали выдающийся русский — советский археолог А.А.Спицын и казанский археолог П.А.Пономарев. Однако, земля в с. Ананьино тогда принадлежала Удельному ведомству, управляющему имуществом царской фамилии. Это ведомство, пользуясь правом распоряжения землей, только в 1858 году, отвергнув все кандидатуры, поручило своему чиновнику П. В. Алабину произвести раскопки. Первое исследование Ананьинского могильника производилось очень спешно и недостаточно тщательно.
Удельным крестьянам села Ананьино было приказано летним утром явиться с подводами к Ананьинской дюне. В земляных работах участвовали около 100 крестьян. Работами руководил П. В. Алабин в присутствии И.В. Шишкина. В один день было вскрыто 48 погребений. Первому исследователю памятника повезло: это были самые интересные погребения. Однако, ни плана раскопок, ни зарисовок могилы их конструктивных особенностей не было сделано. К чести И.В.Шишкина следует отметить, что он просил рисовать ход раскопок своего сына, будущего великого русского художника И. И. Шишкина и он, насколько успевал, делал беглые зарисовки, которые теперь хранятся в Санкт-Петербурге.
Уже в 1860 году в «Вестнике Географического общества» появилась первая публикация П. В. Алабина. В ней он суммарно описал погребальный обряд Ананьинского могильника. Им были встречены надмогильные камни и каменные погребальные сооружения, однако, они не были детально изучены и подробно описаны.
Много раз данный памятник подвергался раскопкам. Его изучали П. А. Пономарев, Ф.Д. Нефедов, А.В. Збруева и другие. Материалы Ананьинского могильника велики и хранятся во многих музеях СССР и в музее Хельсинки.
В 3 км к востоку от бывшей д. Ананьино расположен комплекс археологических памятников, среди которых к эпохе раннего железа относится Луговской могильник. Этот памятник, имеющий много общих черт с Ананьинским, раскапывался в 1938-1940 годах под руководством А. В. Збруевой, в 1943 г. — П. П. Ефименко и в 1987-1988 гг. экспедицией Елабужского пединститута под руководством автора. Раскопки, особенно последних лет, предоставили в распоряжение науки новые материалы по особенностям погребального обряда, сопровождающего инвентаря, верованиям и искусству.
В наши дни известно несколько десятков археологических памятников племен ананьинской культурно-исторической общности: остатки укрепленных валами поселений — городища, открытые неукрепленные поселения — селища, могильники — родовые кладбища, клады, жертвенные места и случайные находки. Среди них в Нижнем Прикамье открыты такие городища, как Кирюшкин городок, Черепашье, Сухой Берсут, I и II Тихогорские городища, Гремячий ключ, Красный исток, Белахчинское, Грохань, Каракулинское и другие с ориентировочной площадью от 1500 до 9400 кв. метров. Эти городища с напольной стороны были укреплены в древности валом и рвом, а поверх вала и по краю городища, очевидно, частоколом и тыном. Из-за действия ветров и воды в наши дни можно увидеть только оплывшие следы валов и рвов на городищах ананьинской эпохи.
Кроме Ананьинского и Луговского, известно до 30 могильников ананьинской эпохи: Котловский, Маклашеевский, Тетюшский, I и II Мурзихинский и другие.
Родовая группа, обитавшая в раннеананьинскую эпоху /в VII- VI вв. до н. э./ близ будущего г. Елабуги/ в районе будущих сел Луговое-Мальцево-Ананьино/ и на Елабужском /Чортовом/ городище, производила захоронения вначале на Луговском, а затем на Ананьинском могильнике.
Рядом с «Елабужской» жила родовая группа, занимавшая устьевую часть реки Танайки, в древности очень богатой пастбищами для скота, лесом, где водилось много дичи, рыбой в реках Каме и Танайке и возможностями развития мотыжного земледелия в пойменной части рек. Эту группу условно назовем «Танайской» родовой группой. Население ананьинской эпохи этой родовой группы жило в VII-VI вв. до н. э. на трех Танайских селищах и в случае опасности скрывалось за валом, рвом и частоколом Танайского городища, склоны которого настолько круты и высоки, что противнику захватить такое укрепление с «налету» было не так-то просто. Подобные ананьинские родовые группы с укрепленным центром — родовым гнездом — в нашем крае жили в районе Каменного лога, две родовые группы на Тихогорских городищах у Менделеевска; сохранились городища и других родовых групп в Нижнем Прикамье: Гремячий ключ, Кирюшкин городок, Красный исток, Белахчинское, Грохань площадью от 1 500 до 9400 квадратных метров. Однако, многие поселения начала ананьинской эпохи не имели укреплений. К ним относятся такие, как Сорочьи горы, Березовское, Курган, I Свиногорское, I Байларское и Бизякинское. Возможно, богатства этих родовых групп были невелики и опасность нападений врага была меньше. Но все же она уже существовала: некоторые из поселений были расположены на мысу, — признак, говорящий о возможной опасности. К их числу относятся I Свиногорское, три Танайских селища и ряд других.
В отличие от других районов ананьинского мира /средневолжских, вятских, среднекамских, верхнекамских и вельских племен/ историческая судьба нижнекамских, в том числе ананьинских родов и племен Елабужского края, имела свои особенности.
Раннеананьинские племена Нижнего Прикамья формируются на основе местных — восточных групп финноязычного населения. Это были приказанские /маклашеевские/ племена XI -IX вв. до и. э.
В VIII в., до н. э. происходит становление и формирование нижнекамского, раннеананьинского населения. В это время в быту применяются наиболее древние, архаичные для ананьинской культуры формы керамики, каменного и костяного инвентаря. На западе Нижнего Прикамья в VIII в. до н, э. раннеананьинское население живет совместно с акозинским, генетически связанном со средневолжскими племенами. Это было инокультурное население.
На основе изучения керамики В. Н. Марков пришел к выводу о том, что в восточные районы Нижнего Прикамья, особенно в приустьевую часть Вятки, проникают небольшие группы североприуральского /лебяжского/ населения. Лебяжское население украшало керамические сосуды ямочно-гребенчатым орнаментом. Ананьинское и лебяжское население жило в восточной части Нижнего Прикамья совместно. Об этом свидетельствует совместное нахождение на поселениях керамики с ямочно-гребенчатой и разнообразными вариантами шнуровых узоров. Керамические сосуды Нижнего Прикамья имеют форму круглодонных горшков.
В VII в. до н. э. происходит развитие культуры собственно ананьинских племен и появляются импортные /северокавказские/ вещи: биметаллические /рукоять бронзовая, а лезвие — железное/ мечи и кинжалы, наконечники копий и стрел и другие вещи/. Проникновение северокавказских вещей связано с активным функционированием волжско-камского пути: ананьинские племена поставляли пушнину /беличьи и другие шкурки/, которые высоко ценились в древнем мире и, очевидно, были мерилом стоимости в натуральном обмене. У северных удмуртов, одного из потомков ананьинцев, до сих пор сохранилось название денег, — «коньдон» — от «коньи» — белка, в память о былом значении беличьих шкурок в обменных операциях древности.
Северокавказское население, в свою очередь, поставляло украшения, мечи, кинжалы, наконечники стрел и другие вещи. В это время сокращается численность инокультурного акозинского населения на Нижней Каме, а в следующем столетии оно исчезнет здесь полностью. А в VII в, до и. э, оно концентрируется в основном в западной части ананьинской общности.
В VI в. до н. э, происходят большие изменения в материальной культуре ананьинских племен Нижнего Прикамья: в этот регион проникает вятское население, об этом свидетельствует керамика с гребенчато-шнуровой орнаментацией, которая появляется на поселениях в приустьевой части Вятки и прилегающей территории Нижнего Прикамья. В этом столетии появляется новое население, украшавшее свои сосуды сложно-шнуровой орнаментацией. Это были, очевидно, пришлые угорские племена /к угорской языковой группе относятся современные ханты, манси, и переселившиеся в средневековье из Приурапья в Венгрию — мадьяры-венгры/. Перемещение из Западной Сибири или из районов, расположенных ближе к Нижнему Прикамью, например, из Пермского Прикамья угорских племен в VI в, до н. э, было обусловлено образом жизни угорского мира: таежные собиратели, рыболовы, охотники нередко мигрировали. Этим можно объяснить появление в культуре нижнекамских племен общих черт с западно-сибирскими племенами. Так, в Нижнем Прикамье встречаются разнообразные культовые изделия /бронзовые фигурки идолов и летящих птиц/. Они найдены в Луговском, Зуевском и других могильниках. Антропологи отмечают монголоидность черепов у ряда погребенных в Луговском могильнике.
С точки зрения параллелей в культуре с угорским миром интересно погребение N 82 Луговского могильника. Погребенный лежал вытянуто на спине с вытянутыми вдоль тела руками. Он был ориентирован по линии север-юг, ногами в сторону реки. В области груди и нижней части черепа встречены остатки ткани квадратной структуры. В области ног лежала бабка лошади. Выше черепа был положен железный нож с загнутым серповидным лезвием и костяной рукоятью.
После снятия черепа, под ним обнаружена бронзовая височная подвеска в 5 оборотов. У правого бедра, в средней ее части лежало костяное псалие с антрипоморфным изображением всадника. Псалии — вертикальные стержни из кости, бронзы или железа, находящиеся по бокам горизонтальных полос, вкладывающихся в рот лошади.
В этом погребении особенно важны псалие и связь обряда с конем. Псалие изготовлено из кости в виде мифического существа, на котором восседает всадник. Фигура человека стилизована, однако, основные его контуры переданы отчетливо.
Известно, что на рубеже нашей эры и в I тыс. н. э. у угров, более тесно связанных с кочевничеством этот сюжет получил распространение в виде коня или всадника, сидящего или стоящего на представителе «нижнего” мира-змее или ящере. В данном случае, мифическое существо напоминает змею.
Шкура лошади с оставленными в ней головой и ногами у кочевых угров не вытягивалось вдоль погребенных, как у тюркских кочевников, а клалась в ногах. Интересно, что и в погребении N 82 бабка лошади была положена в ногах мужчины.
Впервые в истории изучения ананьинских памятников, в ходе раскопок 1987-1988 гг., на Луговском могильнике выявлены следы от надмогильных сооружений в виде кольев и остатков центрального столба-памятника /погребения NN 80, 84, 86, 87/. Колья по краю очертаний могильной ямы — это остатки ограды. Реконструкция точного вида столба-памятника проблематична, — при раскопках фиксируются только их следы. Из этнографии известно, что подобные столбы-памятники применялись уграми и мадьярами 17-19 вв. Аналогичные следы, как в Луговском могильнике, от надмогильных сооружений и центральных столбов-памятников известно и в средневековом Варнинском могильнике в бассейне р. Чепцы, куда инфильтрируется угорское население из Западной Сибири в эпоху средневековья.
Еще один интересный факт связи с угорским погребальным обрядом встречен в Луговском могильнике. Это сложенное вдвое берестяное покрытие туловища женщины в парном погребении N 88 Луговского могильника. Эта черта обряда также уводит нас в угорский мир, где береста использовалась в погребальном обряде.
К началу следующего, пятого столетия до н. э. районы Нижнего Прикамья оказываются полностью запустевшими. Это достаточно надежно документировано материалами как поселений, так и могильников. Причины ухода населения с этой территории до сих пор остаются загадочными. Известный археолог А. X. Халиков полагает, что могли повлиять увеличение сейсмичности в Нижнем Прикамье /на городищах ананьинской эпохи есть трещины с провалившимся туда культурным слоем/ или события скифского похода Дария 514 г. до н. э., когда персидский царь, преследуя скифов, остановился недалеко от земель, заселенных фиссагетами, под которыми многие исследователи усматривают население Волго- Камья, т. е. ананьинцев. Скифы обошли персов с севера и при этом могли опустошить западные земли фиссагетов-ананьинцев. Прикамское население, очевидно, бежало на север и восток Прикамья.
Несмотря на этнические включения, преобладающим в составе раннеананьинского населения Нижнего Прикамья был восточно-финский /прапермский/ этнос, потомками которых в наши дни являются народы пермской группы финно-угорской языковой семьи — коми-пермяки, коми-зыряне, удмурты и среди поволжских финнов, возможно, марийцы.
Хозяйство населения Елабужского края раннеананьинской эпохи было комплексным. Ведущими отраслями были скотоводство и земледелие.
Домашнее скотоводство было развито хорошо. В своих стадах ранние ананьинцы держали лошадей, коров, свиней, овец, коз, собак. Лошади были ездовыми животными. Их мясо употреблялось в пищу. Это были низкорослые лошади, так называемые монголки с высотой в холке от 1,5 до 1,6 м. Из шкур домашних животных шили одежду. Орудиями обработки кожи служили в начале эпохи раннего железа уже ножи, но все же на ранних порах сохранялись еще и кремневые скребки и лопаточки-тупики.
Земледелие, очевидно, было подсечным огневым с яровыми посевами. Небольшие участки леса выжигались, почва разравнивалась вручную деревянными мотыгами с костяными и бронзовыми наконечниками. Об этом свидетельствуют мотыгообразные орудия из раннеананьинских памятников.
Посев производился в золу. Ананьинцы могли получать довольно высокие урожаи от сам — 60 до сам — 100 /сам — одна часть зерна, использованного при посеве/.
Вспомогательными отраслями оставались охота и рыболовство. Объектами охоты были лоси, олени, медведи, косули, зайцы, бобры, лисицы, волки, куницы, соболи, белки, выдры, рыси, россомахи и дикие птицы. Как отмечалось, особенно ценились белки, шкурки которых использовались в качестве меновой стоимости при обмене с соседями, савроматами, скифами и другими племенами и народами. Типичными орудиями охоты являются стрелы и копья с каменными, костяными, бронзовыми и железными наконечниками.
При раскопках встречались челюстные иглы и щитки осетровых. Мелкую рыбу ловили при помощи сетей, верш и других приспособлений.
В ананьинскую эпоху появилась металлургия железа.
Распространение железа привело к настоящей революции в области техники, в материальном производстве в целом и в военном искусстве. Железо расширило производительные возможности людей, дало в руки земледельцев острые и прочные орудия труда. Появление и использование железных орудий стало серьезным толчком в развитии других производств: обработки кожи, кости, дерева, цветных металлов. Освоенная древним населением еще в конце II 1-М тыс. до н. э., в ананьинскую эпоху продолжала существовать металлургия бронзы. Она переживает в I тыс. до н. э. свой высший расцвет. Из бронзы отливали по специальным формам кельты, оружие, наконечники стрел, ножи и украшения. Ананьинские городища иногда, из-за обилия находимых в них костей и изделий из кости, называют костеносными. Кость держали в специальном растворе и она становилась мягкой и пригодной для резания, а затем затвердевала. Таким образом готовили костяные лопаточки, наконечники стрел, поясные крючки и другие костяные изделия. В наши дни секрет древних ананьинцев по изготовлению раствора по размягчению кости забыт.
Известно ананьинцам и ткачество. В ананьинском могильнике в одном из погребений сохранились остатки ткани. Это комок ткани темнокраснокоричневого цвета, прижатый к бронзовой бляхе куском дерева /размеры 5x10x1 см/ и куском луба. Теневая фотография позволяет представить размеры, общую сохранность и структуру сохранившегося фрагмента ткани. Ткань соткана из тонкой крученой шерстяной пряжи. Природа волокна — шерсть /пух/, по структуре аналогичная овечьей шерсти очень хорошего качества. Переплетение ткани простое полотняное. На один квадратный сантиметр приходилось 16 нитей основы и 16 — утка /основа — это нити, идущие во всю длину куска материи, а уток — поперечные нити, переплетающиеся между нитями основы. При извлечении красителей из ткани оказалось, что она окрашена ализарином и пурпурином на глиноземной протраве природными красителями марены и, значит, имела первоначальный красный /алый/ цвет /цвет кумача/. Это фрагмент весьма ценной ткани, качество которой говорит о высоком мастерстве ткача. Подобные остатки ткани найдены в ходе новых раскопок Луговского могильника VII-VI вв. до н.э. в 1987 году.
Основную массу находок на поселениях составляют фрагменты глиняной посуды. Сосуды имеют форму более или менее низких круглодонных чашек или круглодонных горшков. Верхняя часть сосудов украшена орнаментом, состоящим из ямок, оттисков шнура или штампа с зубчиками.
Ананьинское общество переживало раннюю фазу разложения первобытнообщинных отношений — эпоху военной демократии. С развитием скотоводства и земледелия происходило накопление богатств и население защищало их за стенами городищ. Частыми становятся военные столкновения из-за богатств: скота, продуктов земледелия, металлургии, охоты. О военном характере раннеананьинского общества говорят находки мечей, кинжалов, наконечников стрел на поселениях и в погребениях. В некоторых случаях сохранились и реальные следы этих военных столкновений между родами и племенами: в погребениях воинов черепа пробиты чеканами, как например, это удалось зафиксировать в Луговском могильнике.
По словам Ф. Энгельса, эта эпоха называется военной потому, что война и организация для войны становятся постоянной функцией народной жизни. Однако, старые, родовые формы демократии продолжают действовать, — совет старейшин, родовое собрание, но все большую роль при решении вопросов в них начинает играть родовая верхушка, — военный вождь и родовой старейшина. Во время военных походов львиную долю богатств захватывали именно они и влиятельная часть членов военной дружины. Среди членов ананьинских родов выделяются слой родовой знати и примыкающая к ней группа богатых и влиятельных сородичей, многочисленная группа полноправных членов рода, неполноправные сородичи. Патриархальные рабы, возможно, были, по материалам конца ананьинской и начала пьяноборской эпох археологически они выделяются более четко: в богатых погребениях они лежат в ногах, поперек, без сопровождающих вещей. Среди полноправных членов рода отдельные представители выполняли жреческие функции. Условно, к их числу можно отнести мужчину из погребения 82 Луговского могильника, материалы которого мы рассмотрели выше. Об участии представителей богатого и влиятельного слоя полноправных членов рода в межродовых столкновениях свидетельствуют материалы погребений 84 и 86 Луговского могильника VII-VI вв. до н. з.: черепа этих воинов пробиты в бою чеканами. В Ананьинском могильнике были обнаружены погребения, состоящие из одних черепов. Конечно, это захоронения голов воинов, погибших в битве. Напротив, в Луговском могильнике, у двух мужских скелетов отсутствовали черепа, причем у одного из них лежал чужой череп, прижатый к боку согнутой левой рукой. В честь некоторых вой нов-общин ников, погибших в далеком бою, когда тело воина-сородича невозможно было доставить к родовому поселению, на родовом кладбище производили условные захоронен и я-ке но тафы /погребение N 87 Луговского могильника/.
Одним словом, жизнь ананьинцев протекала в обстановке постоянной военной опасности.
Очевидно, в личной собственности отдельных богатых мужчин находились жены-наложницы из чужого рода, которых при смерти мужчин убивали /погребение N 21 Акозинского могильника/.
Отмеченные особенности социального расслоения раннеананьинского общества доказываются археологически, например, богатые погребения первой группы содержат сопровождающий инвентарь: копья, кельты, стрелы и другие вещи и эти погребения ученые рассматривают как военных предводителей рода или военачальников и соответственно обосновывают выделение остальных социальных слоев. Ананьинское общество имело патриархальный характер и главой рода являлся мужчина. Хорошо прослеживается подчиненное положение женщин, их зависимость от мужчины, на примере парного погребения 77 Луговского могильника, в котором мужской костяк лежит вытянуто на спине с вытянутыми ногами с остатками костей животных от жертвенной пищи и фрагментами углей от тризны и лицевая, часть черепа его обращена в сторону женского костяка, тогда как женщина положена скорченно на левом боку с подогнутыми в коленях ногами и голова ее сильно согнута и обращена лицевой частью в сторону мужчины. Во всей ее позе прослеживается подобострастие, преклонение перед мужчиной. Однако, отдельные пережитки матриархата еще сохранялись в ананьинском обществе.
Большинство погребенных в Луговском могильнике относится к числу рядовых или бедных членов общества/
По определению А. Г. Петренко в заупокойном культе в качестве жертвенных животных применялись лошади, северные олени, медведи и свиньи.
Ананьинская эпоха, — это не только время войн, грабежей и насилия. Это эпоха установления торговых и культурных отношений между близкими и отдаленными народами. Ананьинцы поддерживали культурные связи с другими племенами и народами. Отец истории Геродот отмечает, что в V в. до н. э. существовал сухопутный путь, который вел из греческого города Ольвии на северо-восток до Уральских /Рифейских/ гор. Некоторые ученые полагают, что этот путь пролегал через территорию будущего города Елабуги, — именно здесь у перекатов Чортова городища переходили путешественники и торговцы реку Каму и шли дальше на северо-восток, в сторону Вятки и Среднего Прикамья. Этот древний путь шел через земли многих племен. Скифы, которые ходили по нему, вынуждены были пользоваться, по словам Геродота, семью языками и семью переводчиками.
Торговые отношения ананьинцев со скифами подтверждаются археологическими материалами. На поселениях и в погребениях ананьинцев находят вещи скифских типов — кинжалы /акинаки/, короткие, колющие, мечи, наконечники стрел и другие вещи. Ананьинцы получали от скифов некоторые украшения и ткани.
В свою очередь, ананьинцы поставляли скифам, пушнину — шкурки белок, бобров, чернобурых лисиц, куниц, а также металл. Изредка, по древней дороге, которая вела из Прикамья к Ольвии, находили вещи ананьинского типа — украшения, ножи и клевцы. Последние являлись боевыми топорами с узким и острым рабочим краем, напоминающим клюв птицы.
Оживленными были связи ранних ананьинцев с племенами Северного Кавказа. Ананьинские формы бронзовых топоров-кельтов встречаются на побережье Белого моря, в Финляндии и в Северной Норвегии. Вещи ананьинского типа находят по дороге на север — Вишере, Верхней Каме и Северной Двине.
По обе стороны Урала жили родственные племена. Об этом свидетельствуют близкие типы топоров и некоторых украшений. Ананьинцы поддерживали связи с савроматами Нижнего Поволжья и Южного Приуралья. Все это показывает, что межплеменные связи ранних ананьинцев были широки и многообразны.
Яркие и интересные черты прослеживаются у ранних ананьинцев в области мировоззрения. В его основе лежит представление о том, что окружающий мир по вертикали состоит из трех сфер или «миров» — верхнего, среднего и нижнего или подземного, а по горизонтали — четырех сторон света: севера, юга, запада и востока. Натурфилософия включала также воззрения о живой материи и разнообразии форм окружающего мира, состоящих из трех сторон природы: человек, животный и растительный мир, представления о роли солнца как источника жизни.
«Верхний» или небесный мир был обителью божеств и сферой жизни птиц. В этом мире жили солнце и луна. Солнце считалось источником жизни, тепла: в лесном, особенно зимой в холодном крае, солнце давало свет. Оно становится важнейшим божеством, дающим тепло и жизнь. Образ Верховного женского божества, космической богини, сохранился с эпохи матриархата. Традиции в представлениях о ней были настолько сильны и глубоки, что сведения о космической богине дошли до нас в языческих верованиях мари /Мать Солнца/ и удмуртов /Шунды Мумы, т е. также Мать Солнца. Ананьинцы поклонялись небу, у ананьинцев существовали представления об антропоморфных /человекообразных/ божествах, вероятно, вырезанных из дерева, прообразы которых найдены в Горбуновском и Шигирском торфяниках и отголоски о них сохранились в этнографии финно-угорских народов Прикамья.
Религиозные церемонии совершались в жертвенных местах разного значения. Самыми главными среди них были родовые жертвенные места — небольшие «костища» на родовых поселениях. Здесь происходили поклонения родовым божествам-предкам. Идолы на жертвенных местах, как полагают ученые, имели вид как деревянных человекообразных идолов, так и животных и растений.
«Средний» мир был населен людьми и животными. В жилищах ананьинских поселений находят женские статуэтки. Это глиняные фигурки, большая часть которых обнаружена поблизости от очага. На фигурках в виде орнамента и налепов прорисованы и детали одежды. По ним можно судить о том, что женщины носили одежду, похожую на ппащи. Вышивкой, цветной материей или мехом украшали длинные платья или рубашки с поясом, носили также передники, на поясах — застежки, нагрудные украшения и ожерелья. Голова на фигурках дается в виде небольшого выступа, а черты лица совсем не показаны. Возможно, эти фигурки являются божествами, покровительницами домашнего очага.
«Нижний» мир был заселен, по представлениям, божествами подземного мира. Там также жили умершие предки. Ананьинцы полагали, что умершие, перейдя в загробный мир, не порывали связи с оставшимися в живых. Согласно верованиям пермских народов Прикамья, умершие предки приобретали таинственную власть над живыми, и их надо было почитать и приносить им жертвы. Следы поминального угощения в виде расколотых костей животных, — лошади, коровы, свиньи, лося, медведя и волка встречены на Луговском и других раннеананьинских могильниках.
Большинство погребенных в ананьинских могильниках ориентировано ногами к реке. Вода считалась медиатором, т. е. посредником, проводником между «средним» и «нижним» мирами. У удмуртов сохранилось название ольхи, растущей по берегам рек, — «лул-пу», т. е. «душа дерево». Вниз по течению реки отправлялись в потусторонний мир и души сородичей, поэтому становится понятным название ольхи: это дерево-свидетель, связанный с переходом душ в «нижний» мир. При переходе в потусторонний мир и в «нижнем» мире сородичи вели такой же образ жизни, как и в «среднем» мире, поэтому сородича снабжали едой и питьем в сосудах и в соответствии с его социальным рангом, авторитетом и родом занятий клали ему сопровождающий инвентарь: мужчине, воину — оружие, кузнецу и металлургу — кузнечный набор /молотки, щипцы, наковаленки и др./, женщинам — иглы в игольницах, украшения и другие вещи.
Важным центром, объединяющим все три сферы являлось «мировое» дерево, которое проходило через все, «миры»: корни его «произрастали» в «подземном» мире, ствол — в «среднем» и крона — в «верхнем» мире. Доказательством являются изображения «мирового» дерева на пряслицах и других вещах. Находки таких изображений на стоянках эпохи бронзы в Прикамье показывает, что образ «мирового» дерева в крае существовал еще во II тыс. до н. э. Это была своеобразная центральная ось, по которой осуществлялась «связь» между мирами.
Ананьинцам было известно и шаманство. На одной из костяных мотыг, датирующейся позднеананьинским временем, вырезана идеограмма «путешествия души шамана в «верхний» мир»: на ее гладкой вогнутой поверхности показан символ «мирового» дерева, на конце его правой нижней ветви обозначен гриб — символ шаманского способа достижения экстатического состояния, а на левой нижней ветви дана схематическая фигура сидящей птицы. Можно представить «ход действий» такого путешествия. Шаман, вкусив снадобья от «божественного гриба», растущего на «мировом» дереве, совершает камлание перед зрителями-соплеменниками. Затем, душа его, превратившись в птицу и спорхнув на левую ветвь «мирового дерева» /остались следы от этого прыжка — две насечки/, начинает перевоплощаться, о чем он сообщает зрителям-сородичам, участникам шаманской церемонии.
Душа-птица шамана разбегается по «небесной тверди» и оставляет 5 следов /всего же с левой стороны «мирового дерева» 7 нарезок-следов/. Шаман карабкается на дерево с 7 зарубками, которые на самом деле небеса, куда шаман должен проникнуть. Путь полета души-птицы шамана высоко в поднебесье, в верхнем мире, обозначен в виде маленькой, схематичной фигурки летящей птицы. Душа шамана неустрашимо стремится вверх для «общения» с верховным божеством небесного мира, олицетворением которого является скульптурная голова «ушастого» грифона. Очевид™ но, мотыга была ритуальной и являлась атрибутом шаманского культа. Возможно, она использовалась при заготовке ядовитых грибов и добыче кореньев, из которых готовилось шаманское, питье перед камланием.
Судя по изображениям на керамических пряслицах, год у ананьинцев делился на два сезона: осенне-зимний, символом которого является образ лося и весенне-летний, — его символом выступает образ медведя. Весеннее пробуждение медведя олицетворялось с возрождением природы и ее растительных начал. Отголоски такого архаичного календаря с использованием двоичного календарного кода сохранились не только у пермских финно-угров. Это древнейший календарный бинарный зооморфный код всей Северной Евразии.
Искусство ранних ананьинцев разнообразно. Оно представлено изображениями зверей и животных, в так называемом «зверином» стиле, человека на намогильных стелах и упомянутых выше глиняных женских статуэтках и разнообразными видами орнаментов. Изображения в раннеананьинском «зверином» стиле передаются в обобщенно-натуралистической манере, а позднее, в V-l 11 вв. до н. э. происходит схематизация и упрощение его образов.
Все эти, виды искусства связаны с мировоззрением ранних ананьинцев, с их представлениями об устройстве Вселенной и «космическом» порядке: символах неба, земли, солнца и связанном с ним культе огня, луны, звезд, воззрениями о животном и растительном мирах.